тому, который не стрелял
Григорий Алексеевич недалеко ушел от Григория Александровича. Я с самых первых лет нашего знакомства задавалась вопросом, почему понятливый и одаренный человек, человек, которого я могла позволить себе уважать, не ценит собственных трудов и ни во что не ставит людей, которых сам когда-то любил. Он отдавал своим действиям отчет. А я злилась и расстраивалась, и мне было его очень жаль, потому что он убивал все свои достоинства, а недостатки входили у него в привычку. И даже теперь, в очередной раз узнав о его сомнительных подвигах, я не перестаю удивляться: как же долго может гнить хороший человек.
Я не уверена, что такое отношение можно назвать любовью. Он был ужасен, ужаснее многих; на год младше и при этом на уровень выше всех моих сверстников. Такое впечатление на меня производил не каждый, практически ни один взрослый, а на него можно было молиться. Но из его поступков, из его слов я делала один вывод: он недоволен жизнью. И мне безумно хотелось ему помочь.
Я не могу. Я ничтожна по определению не потому, что я глупая, или страшная, или слишком серьезная. Я не умею зажигать людей, я не умею влюблять их в себя — не потому, что я плохая, а потому, что не создана для этого. Вообще. В принципе. Совсем. Я невольно поставила перед собой цель стать не первой, а единственной — такой, чтобы без меня не делалось и не решалось ничто на свете, но это же ничего, абсолютно ни капельки не изменит! Если я не в состоянии заинтересовать больного даже на время, разве могу я вернуть его к жизни?
Я не уверена, что такое отношение можно назвать любовью. Он был ужасен, ужаснее многих; на год младше и при этом на уровень выше всех моих сверстников. Такое впечатление на меня производил не каждый, практически ни один взрослый, а на него можно было молиться. Но из его поступков, из его слов я делала один вывод: он недоволен жизнью. И мне безумно хотелось ему помочь.
Я не могу. Я ничтожна по определению не потому, что я глупая, или страшная, или слишком серьезная. Я не умею зажигать людей, я не умею влюблять их в себя — не потому, что я плохая, а потому, что не создана для этого. Вообще. В принципе. Совсем. Я невольно поставила перед собой цель стать не первой, а единственной — такой, чтобы без меня не делалось и не решалось ничто на свете, но это же ничего, абсолютно ни капельки не изменит! Если я не в состоянии заинтересовать больного даже на время, разве могу я вернуть его к жизни?